Электронная библиотека \ Страницы истории: к 100-летию ИГУ

«Дело» 1918 г.

1 сентября (№ 22)

От Ректора Иркутского Государственного университета.

В 1918-19 учебном году в Иркутском Университете ОТКРЫВАЮТСЯ
историко-филологический и юридический факультеты в составе
ДВУХ ПЕРВЫХ курсов.

Прошения на имя ректора, с обозначением факультета, с: 1) аттестатом о
среднем образовании; 2) метрикой о рождении; 3) двумя
фотографическими карточками; 4) собственноручными копиями с
документов; 5) ста рублями за право учения в первом полугодии
принимаются в канцелярии университета – в здании женского инстит.
(Набережная) с 23 авг. нов. ст. 1918 г. от 10 до 12 ч. дня.
Начало занятий предполагается 1 октября 1918 г.

Пожертвования в фонд Иркутск. государств. университета
принимаются в редакции газеты «Дело».

Иркутский университет и изучение оз. Байкала.

…Изучение озера Байкала представляет
национальную задачу русских ученых.
Мы должны знать Байкал
не меньше, чем швейцарцы свое
Женевское озеро.
(Из записки Московских профессоров,
представленной Академии Наук).

Снова я на Байкале… Мой старый знакомый пароход «Феодосий» идет полным ходом к северу. Мимо плывут знакомые берега. Байкал такой-же, каким я его знаю давно, – холодный, угрюмый, но величественный и прекрасный, но обстановка не та: далеко, на противоположном берегу грохочет артиллерия – то ненасытный Молох требует себе все новых и новых жертв. Рядом с «Феодосием» идет баржа, а с нее, высоко подняв свои смертоносные дула, смотрят в сторону разбитого и отступающего врага две гаубицы. Не видно на пароходе обычных пассажиров, нет рыбопромышленников, едущих за рыбой в В.-Ангарск, смотрителей маяков, везущих запасы для своей отшельнической жизни, нет шумной молодежи, совершающей прогулку по Байкалу, нет больных, стремящихся скорее попасть на Туркинские минеральные воды в надежде на скорое исцеление… на пароходе и на барже лишь военные все молодые загорелые лица. В полдень останавливаемся у Посольска, грузим на следующий за нами пароход «Сибиряк» наших раненых, сдаем продукты и боевые припасы стоящим здесь воинским частям и под вечер отправляемся в поиски за ушедшей на север «Ангарой». Наступает ночь, восходит луна, «Феодосий» идет с потушенными огнями. Делается холодно, все мало-помалу расходятся по своим каютам. Тихо, слышится лишь мерный стук машины да шаги вахтенного на палубе… Вдруг слышатся чьи-то торопливые шаги на мостике, шум, беготня, раздается команда «все по местам». Все высыпают на палубу. Около орудий суетятся артиллеристы. Далеко, на горизонте, видны огни идущего к нам парохода. Десяток биноклей направляются в чернеющую даль. Это идет «Ангара», импровизированный крейсер большевиков. Проходит 10-15 минут, «Ангара» поравнялась с нами. <….> … почему остановились и были ли на ней «красные», но я не слушаю и думаю совсем о другом.

Беру старую газету и в десятый раз перечитываю описание открытия в Иркутске университета мною овладевает и радостное, и тревожное чувство: радостное потому, что наконец в моем родном городе зажегся новый «светоч знания», а тревожное от того, что передо мною рисуется вся та масса тяжелой культурной работы, которая должна лечь на его пока еще слабые плечи. Хватит ли сил? Не захирел бы молодой росток! Снова пробегаю строки газетного отчета… пока два факультета… а затем естественный и сельско-хозяйственный… Мысли мои уносятся в даль, я уже не слышу шумного говора моих милых, но случайных товарищей офицеров и моряков, не слышу, их воспоминаний о тяжелых днях пережитых ими под большевистским игом, о расстрелах и казнях лучших людей русской армии, о гибели флота… я вижу перед собою другую армию, армию ученых исследователей, мне грезится другой флот – яхты лаборатории, рассекающие байкальские волны, заглядывающие в пустынные бухты, извлекающие из неизведанных пучин «Святого моря» все новые и новые формы живых организмов… Пусть простит меня снисходительный читатель, если я изложу свои мысли на всетерпящей бумаге. Ведь не век же продлится эта ужасная бойня; я верю, что скоро настанет лучшее время и можно, и должно будет подумать об изучении и эксплоатации тех природных богатств, которые хранит наше «пресное море» и окружающие его великаны-горы. Я полагаю, что теперь, когда у нас уже есть свой университет, обсуждать этот вопросявляется вполне своевременным.

Прежде всего знаем ли мы Байкал настолько, чтобы при использовании его недр не пойти вслепую? Конечно, мы знаем кое-что о Байкале, имеем приличные карты озера благодаря работам экспедиции Н. Ф. Дриженко, знаем многое о климате Байкала и окружающих его местностей по ценным сводкам и исследованиям Ар. В. Вознесенского, В. Б. Шостаковича и др.; недурно знаем его фауну блягодаря блестящим изысканиям Дыбовского и Годлевского, первых пионеров в деле изучения Байкала и Прибайкалья; по работам нашего сибиряка В. П. Гаряева, большой экспедиции проф. Коротнева, проф. Берга, Михаэльсена, Зобусева, Сварчевского, Грацианова, Яковлева, Витковского и других. Более или менее известна нам флора прибайкальских гор и самого озера благодаря исследованиям Турчанинова, Сукачева, Мейера, проф. Бородина и др. Имеется даже геологическая карта Байкальской котловины, составленная Черским, есть работы о минеральных источниках Прибайкалья, о рыбопромышленности на Байкале, о быте населения его побережья, об археологии Прибайкалья, но если сопоставить всю сумму наших сведений о Байкале, которые у нас имеются, с теми, которыми мы должны располагать, чтобы уверенно ответить на многие вопросы теоретической науки и обыденной жизни, то должен сознаться, что Байкала мы не знаем.

(Продолжение следует)

Проф. В. Дорогостайский.

Читать газету