Электронная библиотека \ Страницы истории: к 100-летию ИГУ

«Дело» 1918 г.

Иркутский университет и изучение оз. Байкала.
(Окончание; см. № 22).  

Коснусь неск. подроб. отросли науки более мне знакомой – зоологии. Тут действительно мы имеем много работ по байкальской фауне, но работы эти большей частью систематического характера. Списки байкальских животных составлялись почти всегда без отношения к окружающим условиям. Биология животных и их географическое распространение пока почти не затронуты, да и снимки сами еще далеки от желанной полноты и каждая новая экспедиция открывает все новые и новые виды. Очень невыясненным и спорным является вопрос о происхождении байкальской фауны, фауны весьма оригинальной, среди видов которой большинство нигде, кроме Байкала не встречается. По биологии промысловых рыб сведения настолько скудны, что базироваться на них было бы совершенно невозможно, если бы мы захотели упорядочить байкальскую рыбопромышленность. Существует между прочим одна отрасль биологических наук, совсем молодая, но имеющая громадное практическое значение – учение о планктоне, т. е. о тех мельчайших организмах, которые живут, свободно плавая в воде и находясь, как говорят, во взвешенном состоянии. Известно, например, что многие породы рыб, ведущие пелагический образ жизни, появляются несметными стаями в известных местах в определенное время. Таковы, например, сельди. Миграции эти стоят в связи с массовым появлением в планктоне тех или других животных, которые служат этим рыбам пищей. Рыбаки, промышляющие сельдей в немецком море у берегов Норвегии и в других местах, давно уже заметили, что перед появлением стай рыб темно-синие дотоле воды моря начинают принимать какой-то неопределенный молочно-бирюзовый оттенок и становятся менее прозрачными, но причин этого явления они, конечно, уяснить себе не могли. На помощь им пришла теоретическая наука. Благодаря работам, главным образом, норвежских ученых, было установлено, что изменение физических свойств воды перед появлением сельдей зависит от появления массы мелких ракообразных. 

Дальнейшее изучение вопроса отказало, что появление этого происходит не сразу, а постепенно и что на размножение животных действуют определенные физико-химические факторы, как-то: температура воды, соленость, богатство кислородом, ветер и проч., а также и появление низшей флоры, которой питаются эти животные. Когда был подробно изучен цикл жизни этих мельчайших животных, то по составу планктона в каждое данное время явилась возможность заранее предсказать, когда произойдет массовое появление тех или других планктонных организмов, а с ними и массовое появление рыб. Это важное открытие является особенно поучительным для той категории людей, которая в теоретических науках видит лишь одну забаву и не ждет от них никакой практической пользы. Так обстоит дело с планктоном далекого от нас моря.

Но вернемся к Байкалу.
Что мы знаем о планктоне Байкала? Как и когда появляются в планктоне Байкала те или другие животные, отчего зависит массовое их появление, служат ли они пищею рыб и каких именно, зависят ли от них перекочевки наиболее ценной из рыб Байкала, омуля, в какой-нибудь мере или нет? Приходится сознаться, что по этому вопросу у нас имеется еще менее сведений, чем по другим, – если не сказать, что мы об этом почти ровно ничего не знаем. Большинство изследователей фауны оз. Байкала не обращало никакого внимания на планктон, занимаясь богатой и причудливой донной фауной. Даже большая байкальская экспедиция не добыла ровно никаких данных о планктоне Байкала, а ее руководитель професс. Коротнев прямо заявил в одной из своих статей, что «планктон Байкала или отсутствует или весьма недостаточен», и лишь известному знатоку жизни рыб И. Д. Кузнецову удалось показать, что планктон в Байкале имеется, иногда даже очень обильный, нужно только уметь его обнаружить и, повидимому, от состава планктона зависят, например, миграции омуля в бухтах Малого моря. К сожалению работы И. Д. Кузнецова по этому вопросу нигде еще не напечатаны, и я знаю пока о них со слов самого автора изследований.

На Байкале длительных наблюдений над фауной не велось, за исключением, пожалуй, иcследований Дыбовского, а кратковременные экспедиции, как бы оно богато обставлены ни были, конечно, много данных по биологии животных дать не могли, не говоря уже о планктоне, для изучения которого нужны постоянные наблюдения в течении целого ряда мер. Поэтому понятно, что в дальнейшем характер иcследований байкальской фауны должен совершенно измениться: от рекогносцировок и экспедиций мы должны перейти к детальному изучению биологии озера на месте. Этим требованиям могло бы удовлетворять учреждение на Байкале постоянной биологической станции. Нельзя сказать, что эта мысль является новой. Идею учреждения на Байкале биологической станции горячо проводил проф. Коротнев, и даже раньше его два наших сибиряка В. П. Горяев и И. А. Пятидесятников попытались воплотить эту идею в жизнь, устроивши на свои частные средства в 1896 г. в с. Голоустном маленькую станцию для изучения байкальской фауны. Станция эта просуществовала недолго и с отъездом самих организаторов из с. Голоустного закрылась. Вопрос о биологической станции на Байкале снова поднялся уже в самое последнее время. В 1906 г. группой московских ученых в Академию Наук была подана записка, в которой представители различных отраслей естествознания указывали на необходимость для планомерного изучения оз. Байкала организовать при Академии Наук особую комиссию и учредить на Байкале биологическую станцию. 

Заключительные слова этой записки приведены мною эпиграфа настоящей страны. В феврале 1916 года состоялось учреждение при Академии Наук байкальской комиссии, а к весне того-же года дело подвинулось настолько, что уже был выработан план иcследований Байкала на ближайшее время; решено было построить собственное судно, оборудованное инструментами и приборами для научных изследований и приступить летом к предварительным изысканиям по выбору места для биологической станции. Для этих целей была снаряжена особая экспедиция, руководство работами которой Академии Наук угодно было поручить средства для этой экспедиции, а также для постройки судна были пожертвованы известным сибиряком И. А. Второвым. В средине лета 1916 г. в мастерских байкальской ж. д. переправы была закончена постройка моторно-парусной лодки «Чайка», и судно благополучно было спущено на воду. Основание было положено, оставалось только построить помещения для станции, приобрести необходимые научные приборы и испросить правительства кредиты на ее содержание. Зиму 1916-1917 г. г. байкальск. комиссия усиленно работала над осуществлением задуманного предприятия; представлялось уже возможность организовать на Байкале летом 1917 г. более серьезные иcследов., в которых должны были принять участие специал. по различным отраслям естествознания.

Наступил март, исторические дни, в которые были надолго похоронены многие чаяния образованных русских граждан и… от всего, что было намечено на ближайшее время, Байкальской комиссии пришлось отказаться. Экспедиция была отложена, работы комиссии вскоре прервались: всем было не до того. Мне лично не хотелось отказываться от дорогой для меня идеи учреждения Байкальской биологической станции, и я с некоторыми из моих Московских коллег по университету решил на собственные средства, хотя бы в скромных размерах, продолжать начатые изыскания. Лето 1917 г. мы плавали на «Чайке», занимались изучением фауны Байкала, осенью начали разрабатывать собранный материал. Но чем дальше, тем больше сгущались тучи на политическом горизонте и, наконец, наступило такое время, когда всякую мысль о какой бы-то ни было научной и культурной работе пришлось оставить…

Так печально сложились первые шаги учреждения, которое могло бы принести большую пользу науке и местному краю. Цветок увял, не успевши расцвесть!

Теперь, когда появилась надежда на возрождение дорогой родины, особенно когда почти под громом пушечных выстрелов зародился в Иркутске новый разсадник знания и культуры – Университет, я твердо верю, что и в деле изучения Сибири и в частности оз. Байкала наступит новая эра. Остается лишь пожелать, чтобы при Иркутском Университете скорее открылся естественный факультет. Доказывать пользу естественно-исторического изучения Сибири, я думаю, излишне. Когда это случится, то и вопрос о Байкальской биологической станции, надо надеяться, поднимется снова. К тем задачам, которые по плану Академии Наук это учреждение должно было преследовать прибавятся новые – педагогические. Станция должна стать той лабораторией, где студенты-естественники могли бы на практике познакомиться с приемами изучения водной фауны и флоры научной и прикладной ихтиологией, лимнологией и другими науками. Станция, как особый научный институт, могла бы объединить у себя изучение промыслов на Байкале и тем самым поставить на научную почву эту важную отрасль народного хозяйства. Обладая средствами передвижения, биологическая станция, конечно, окажет громадную услугу различным экспедициям и отдельным исследователям, какими бы учреждениями они ни посылались. Будем надеяться, что начатое дело не заглохнет и вскоре после открытия естественного факультета при Иркутском Университете начнет функционировать и Байкальская биологическая станция. Тогда исполнятся пожелания московских ученых, выраженные в их записке Академии Наук, и мы действительно будем «знать Байкал не хуже, чем швейцарцы свое Женевское озеро».

Проф. В. Дорогостайский.

В фонд Иркутского государственного университета.
В редакцию газеты «Дело» поступило: от детей Володи, Лены, Вити и Володи – 12 руб. 91 коп.